Презумпция любви - Страница 58


К оглавлению

58

Правда, она совсем не умела готовить, а Володя в этом деле преуспел, Светка же говорила, да и сама уже знала, что готовит он отлично. Что же, мужик будет стоять у плиты? Да это не обязательно, он может руководить процессом, а она ему помогать станет — картошку почистить, зелень порубить, пусть только командует. Вот и никому не обидно.

А как здорово! И даже самой интересно стало что-то приготовить под руководством Володи. Да и Светка может участвовать в этом, и его сын, когда вернется… И сядут они потом за стол дружной семьей… Это же просто идиллия!

Господи, не дай разрушиться этому союзу! Столько ведь трудностей пережила и пришла к простому и понятному выводу — хорошо готовить под командованием того, с кем… хорошо. Еще вчера днем она, генерал Генпрокуратуры, и подумать не могла об этом. А сегодня… хотелось!

— Андрей Вадимович, я к вам с деловым предложением.

— Во-первых, позвольте выразить мое сочувствие в связи с покушением, и глубокое удовлетворение, что вы не пострадали. Соперник вы, конечно, серьезный, более того — страшный, но я насилие не приемлю ни в какой форме.

Офис на Гоголевском бульваре был более чем скромным: двухкомнатная квартира, в одной комнате был собственно офис с компьютером и базой данных, в другой Бородинский жил с женой и двумя детьми. Он был честным и довольно-таки умным адвокатом, а звезд с неба не хватал и большие гонорары не срывал, как дурак Игнашкин. Потому что не светился на телеэкране, не стоял с тупой ухмылкой в толпе «знатоков», не сидел в качестве эксперта в женских телешоу. Он работал и добивался результата. Если бы Мурад нанял именно его, она бы занервничала.

— Спасибо, Андрей Вадимович. Но я пришла к вам как друг, более того, союзник по делу Малышева.

— Союзник? Извините, Любовь Георгиевна, но дело Малышева затянулось до невозможности. И я подозреваю, что в этом тягучем процессе ваша роль не последняя. Они три раза откладывали слушание, мотивируя тем, что суд перегружен более важными делами.

— Посмотрите вот это. — Воронина протянула ему листок бумаги с показаниями Полевика. — Может, теперь поверите, что мы союзники.

Бородинский взял бумагу, щурясь, прочитал ее, бросил на стол.

— Ну вы всю мою работу свели на нет, уважаемая Любовь Георгиевна. Что ж тут говорить, если состава преступления нет?

— Я говорила с коллегами из Мосгорсуда, послезавтра назначены слушания.

— Может, объясните мне, что же случилось?

— Это останется между нами?

— Разумеется!

— На магазин, который охранял Малышев, был совершен налет. Полевик не стал возбуждать уголовное дело, он потребовал от Малышева в качестве компенсации убытка привести к нему его девушку на ночь.

— Вашу дочь?

— Все-то вы знаете, Андрей Вадимович.

— Знаете, я что-то такое подразумевал, да. Но не могу понять, почему Малышев молчал на суде? Если бы он сказал об этом — избежал бы столь сурового наказания.

— Парень — дворянин в десятом поколении и не хотел позорить имя девушки.

— То есть вашей дочери? Дурак. Поверьте мне — истинный дурак, каким бы дворянином он ни был. Ну а теперь что же… С этой бумагой мне и в суд ходить не надо, все и так понятно. Неинтересно, Любовь Георгиевна. Я-то собирался выиграть это дело в честной схватке.

— В этом деле замешана моя дочь. Андрей Вадимович, вам следует быть аккуратным, готовьтесь к этому.

Бородинский согласно кивнул, внимательно глядя на Воронину.

— Считайте, что это моя просьба. И я ваша должница. Кстати, вы хороший адвокат, Андрей Вадимович, достойный противник, нужно будет — помогу.

— От этого никак не могу отказаться, уважаемая Любовь Георгиевна. Я согласен, буду готовиться к заседанию Мосгорсуда.

Воронина удовлетворенно кивнула. Все сошлось, все она решила правильно. С судьями еще побеседует, но чуть позже.

— Я довольна, что все проблемы решены. Спасибо вам, Андрей Вадимович.

— Да и вам спасибо, Любовь Георгиевна.

— Вы отличный адвокат и достойны лучшей участи.

— Я защищаю людей, которые попали в беду, и о выгоде не думаю.

— Получите солидный процесс и выиграете его. Укрепите свой имидж. Всего вам доброго.

— И вам того же, уважаемая Любовь Георгиевна.

Воронина вышла из квартиры-офиса, вполне довольная собой. Все получалось так, как она и задумала.

Глава 24

И тогда была поздняя осень, холодный ветер срывал с деревьев последние листья, и они ползли, тихо шурша, по асфальту, пока ни упирались в препятствие или лужу, и замирали. Поневоле приходило на ум сравнение со старостью и смертью, ибо летом Москва напоминала дородную красавицу в пышных одеждах аллей и парков, не юную, но еще ого-го какую женщину (это Саня придумал такое сравнение). Но вот прохудилась ее одежда, разлетелась истлевшими клочками по ветру, и обнажилось дряхлое тело столицы — стены домов обшарпаны, увядшие газоны замусорены пивными банками и пластиковыми пакетами… Старуха!

* * *

— Ну вот скажи мне, чудак-человек, а как ты дальше собираешься жить? Весь век в охранниках сидеть? В следующем году тебе восемнадцать стукнет, в армию заберут!

— Я готов. Между прочим, приписан к ВДВ.

— А я не готова!

— Хорошо, тогда поступлю в институт.

— Интересно, в какой же? — ехидно поинтересовалась она. — Уж не в МГУ ли?

— Нет, туда сложновато будет. В какой-нибудь педагогический.

Они сидели в обнимку на лавочке на Гоголевском бульваре, она собралась проводить его до работы, но Саня отказался. После того как услышал ее разговор с Полевиком, не хотел, чтобы она провожала его. Наверное, Полевик зачастит в этот магазин, он мужчина самоуверенный, отказов не терпит, и Саня не хочет конфликтовать с хозяином. Время до начала его ночной смены еще есть, можно и на лавочке посидеть.

58