Презумпция любви - Страница 16

— Спасибо, не надо.

— Почему ты такой жестокий? Я ошиблась, я… совершила глупость, Володя. Мне противна та квартира в триста метров, я хочу сюда, к тебе, я хочу жрать черствый хлеб, только бы жить дома!.. У себя дома!

Малышев скрипнул зубами, опустил глаза. После всего пережитого сентиментальным стал, слезы наворачивались иногда, если смотрел пошлый голливудский фильм. А тут не фильм, реальная трагедия женщины, которую он любил… Но простить ее предательство не мог. Ведь если она вернется сюда, если он постарается забыть измену — все равно верить ей не сможет, ни единому слову. А это будет уже не жизнь, а кошмар.

— Прости, Ира, но… ты сама сделала выбор. Ничем не могу теперь помочь. Тебя проводить?

— Не надо, сама уйду, — сказала она, вытирая слезы шелковым носовым платком. — Какой ты жестокий, Володя…

Когда Ирина ушла, Малышев вернулся на кухню, налил виски в чайную чашку, залпом выпил. Он жестокий? А когда она изменяла ему, когда на его деньги купила сотовый, чтобы созваниваться с любовниками, он терпел. Работала в НИИ, получала крохи, но следила за собой, французские духи всегда стояли на ее полке в гардеробе, хотя он не дарил их. Шмотки новые появлялись одна за другой, подруга отдала, ей мала стала шмотка — терпел. А она не только внешне украшала себя, но и лобок брила постоянно, хотя ему это не нравилось. Знал, что кому-то нравилось это, с кем говорила по секретному своему сотовому, но терпел. Ради сына, ради семьи. Но всему приходит конец, и однажды она прямо заявила, что уходит от него к другому мужчине. И все, что было между ними за пятнадцать лет, выгорело в его душе дотла за месяц. Сашка оказался чудесным сыном, как мог, поддерживал. И теперь он был совершенно равнодушен к этой женщине.

Что там у нее хорошо, что плохо — его не интересует.

Сашка и Светка — вот его семья, вот ради кого следовало работать и жить. Он бы предложил Светке переехать к нему, но опасался, что она неправильно поймет это. А почему бы и нет? Она ведь уже его семья, вместе-то легче было бы…

Возвращаться к компьютеру не хотелось, Малышев выпил еще виски, потом еще и остался на кухне, наедине с бутылкой.

Дура она, Ирка, все красивой жизни хотела. А когда получила ее, ужаснулась. Квартира в триста метров не в радость, хочет вернуться на пятьдесят четыре метра, но — свои. А поздно. Не знала этого? Ну что ж тут поделаешь, чужой она теперь человек, и какая, к черту, разница, что там за проблемы у чужого человека? О своих нужно думать.

Просто фантастическая ситуация — неизвестная девушка стала своей, почти родной, а любимая в течение пятнадцати лет женщина абсолютно чужая. Не только для него, но и для Сашки. Вот ушла, хотя могла бы остаться, и хотела остаться, и быть с ним, и, наверное, показать себя такой женщиной в постели, какой не была в бытность женой, а ему это совершенно ни к чему. Не хочет, хотя других женщин пока что нет. Слишком сильна та ярость, что сжигала душу после ее ухода. Такое предательство дорогого стоит. Это «дорогое» она и получила сегодня в ответ.

Малышев еще выпил и, пошатываясь, побрел к компьютеру в надежде, что хоть что-то сумеет написать. Хотя сильно сомневался в этом. И, добравшись до компьютера, выключил его и вернулся на кухню, где стояла бутылка виски «Длинный Джон». Ирина — его прошлое, это да, но оставить ее на одну ночь можно было бы. Она хотела этого. И он мог бы… напиться до потери памяти, не вспоминать о том, что было, просто переспать с женщиной… Да что теперь думать об этом? Проще выпить и лечь в постель, работать все равно не получится.

Глава 8

Вместо академии Светлана утром поехала на станцию метро «Щелковская», откуда ходили автобусы до Владимира. Надела новое белье, голубые джинсы, синий свитер под горло, полчаса провела у зеркала в своей комнате, выбирая тушь, помаду и тени. Знала, что Саня ее любит и ненакрашенной, но хотелось доставить ему удовольствие, быть рядом с ним красивой и не вульгарной. Мать была еще дома, когда она пришла на кухню выпить кофе. Внимательно посмотрела, одобрительно кивнула:

— Отлично выглядишь, дочка. Достойный ухажер появился?

— Тебе какое дело? — ответила она.

— Самое простое. Приятно видеть, что дочь — красавица. Познакомишь со своим ухажером?

— Когда-нибудь — да.

— И на том спасибо. Только не забудь, ладно? Если это тот мальчик, который подвозил тебя на иномарке…

— Следишь за мной?

— Да нет, просто стояла у окна и видела. Машина солидная, парень галантный, одобряю.

— Спасибо.

Светлана выпила растворимый кофе, надела сапоги, кожаную куртку и вышла из квартиры. На «Щелковской» купила билет на автобус до Владимира. Продукты купит во Владимире, там все дешевле, чем в Москве, знала это по собственному опыту, пятый раз ехала на свидание с Саней.

За три с половиной часа бело-красный «Икарус» доставил ее в древний русский город, ныне бедный областной центр. Там Светлана купила две большие пачки крупнолистового цейлонского чая, два блока сигарет «LD», два батона сырокопченой колбасы. Уже знала, почему все нужно покупать в двойном количестве. Половина пахану, чтоб не давал в обиду, вторая половина — Саньке и его друзьям. Купила еще и пирожные, Санька любил сладкое, зефир в шоколаде, упаковку соленых крекеров. Билет на обратный рейс тоже купила, на пять вечера. До автобуса в Дорохин оставалось еще время, и она отправилась бродить по городу. Постояла под «Золотыми воротами», прошлась по главной улице и, тяжело вздохнув, вернулась на автостанцию.

В комнате с зелеными стенами, где был стол и два стула, она просидела минут двадцать, прежде чем туда вошел Саня. Уже привыкла к его короткой стрижке, уже знала, что это место встреч, а не свиданий, но все равно вскочила со стула, бросилась к нему, обняла, жадно поцеловала потрескавшиеся губы.